Тайны Удольфского замка. Том 2 - Страница 18

— У моего товарища такой же огонь на оружии, — отвечал солдат, — он говорит, что ему случалось и раньше видеть такую штуку, а вот мне так никогда. Но я позже его поступил на службу в замок, я недавно в солдатах.

— Как же ваш товарищ объясняет это явление? — спросила Эмилия.

— Он говорит, сударыня, что это дурное предзнаменование… беду пророчит!

— Но какую же беду?

— Этого он не знает, сударыня.

Встревожилась ли Эмилия этим предзнаменованием или нет, во всяком случае она избавилась пока от гнетущего страха, узнав, что это не какой-то призрак и попросту часовой на карауле; сейчас же ей подумалось, что этот же самый солдат, вероятно, и напугал ее прошлой ночью. Однако некоторые обстоятельства все еще требовали разъяснения. Насколько она могла судить при слабом лунном свете, помогавшем ей производить вчера свои наблюдения, таинственная фигура вовсе не походила на этого солдата ни по росту, ни по сложению; кроме того, она была уверена, что у вчерашнего незнакомца не было при себе оружия. Беззвучность его поступи — если это был человек — стоны, которые он издавал, и его странное исчезновение — все это были таинственные признаки, которых нельзя было отнести к простому солдату, исполняющему сторожевую службу.

Эмилия осведомилась у часового, не видел ли он какого-нибудь человека, кроме товарищей часовых, ходившего по террасе около полуночи, и затем вкратце рассказала ему все, что наблюдала сама.

— Видите ли, я не стоял на часах в ту ночь, сударыня, но слыхал от товарищей о случившемся. Между нами есть такие, что верят в небылицы. Давно уже про этот замок ходят странные россказни, — не мое дело повторять их. Про себя скажу, что я не имею причин жаловаться: наш начальник обходится с нами благородно.

— Хвалю вашу осторожность, — сказала Эмилия. — Покойной ночи, вот вам от меня! — прибавила она, бросая ему мелкую монету; затем, захлопнув окно, она положила конец беседе.

Когда солдат ушел, она опять открыла окно и с какой-то грустной отрадой стала прислушиваться к отдаленному грому, грохотавшему в горах, и наблюдать зигзаги молнии, вспыхивавшей над далеким пейзажем. Громовые раскаты все приближались и отдавались в горах — казалось, точно другой гром вторил первому с противоположного конца горизонта; скопившиеся тучи совершенно закрыли луну и приняли красноватый, сернистый оттенок, предвещавший сильную бурю.

Эмилия все наблюдала и любовалась, до тех пор, пока гроза не усилилась до такой степени, что уже становилось небезопасным оставаться у окна: молнии ежеминутно озаряли обширный горизонт и всю окрестную местность. Она пошла ложиться пать, но не в силах была успокоиться и заснуть: она прислушивалась с благоговейным трепетом к грозным звукам, как будто потрясавшим замок до самого основания.

Так продолжалось довольно долго; вдруг среди шума бушевавшей бури ей показалось, что она слышит чей-то голос; она приподнялась, прислушиваясь. Дверь отворилась, и вбежала Аннета, с лицом, взбудораженным от испуга.

— Она умирает, барыня моя умирает! — проговорила горничная.

Эмилия вскочила и бросилась в комнату г-жи Монтони. Войдя, она застала тетку, по-видимому, в обмороке — она лежала совершенно неподвижно и без чувств. Эмилия с необыкновенной твердостью духа, не поддаваясь горю, когда долг требовал от нее деятельности, употребила все возможные средства, чтобы оживить ее. Но все было напрасно: борьба миновала — несчастная женщина отошла в вечность.

Убедившись, что все старания недействительны, Эмилия осыпала вопросами перепуганную Аннету и узнала от нее, что г-жа Монтони впала в дремоту вскоре после ухода Эмилии и очнулась из этого состояния всего за несколько минут до своей кончины.

— Я все дивилась, — прибавила Аннета, — отчего это барыня не пугается грому, а у меня у самой от страху душа ушла в пятки. Я часто подходила к постели и заговаривала с барыней; но она, казалось, спала; вдруг услыхала страшный хрип, и когда прибежала, то увидала, что она кончается…

При этом рассказе Эмилия заливалась слезами. Она не сомневалась, что сильная пертурбация в воздухе, произведенная бурей, оказала роковое действие на изнуренный организм г-жи Монтони.

Она решила не извещать Монтони о роковом событии раньще утра: она боялась, что у него вырвутся какие-нибудь бессердечные слова, которых она не могла бы снести при теперешнем состоянии своего духа.

При помощи Аннеты, которую она поощряла собственным примером, она исполнила некоторые из установленных торжественных обрядов над усопшей и заставила себя всю ночь просидеть над телом. Во время этого страшного бдения, еще более жуткого, вследствие бури, бушевавшей в воздухе, она много раз обращалась к Богу, прося у Него помощи и покровительства, и ее благоговейная молитва, надо думать, была услышана Господом, всегда дарующим страждущему опору и утешение.

ГЛАВА XXX

Пробил полночный час; чу! колокол раздался
По умершем! Разносится призыв его печальный.
Теперь он замер; вдруг снова зазвучал,
И звон тот погребальный
Подхватывает ветер…
Мэзон

Когда Монтони узнал о смерти своей супруги и сообразил, что она не успела подписать документов, столь необходимых для осуществления его корыстных планов, он откровенно выразил свой гнев, позабыв даже соблюсти приличие.

Эмилия тщательно избегала его и в течение двух суток почти без перерыва сидела над телом своей тетки. Душа ее была глубоко потрясена несчастной судьбой покойной; она позабыла о всех ее недостатках, о ее властолюбивом и жестоком обращении с нею самою, — она помнила только о страданиях, вынесенных несчастной, и думала о ней с нежной жалостью. Иногда, впрочем, она начинала не без удивления размышлять о странном увлечении, погубившем ее тетку и вовлекшем ее в лабиринт несчастий, из которого она уже не могла выпутаться — этим роковым событием был для нее брак с Монтони. Но, обдумывая все это, Эмилия испытывала грусть, а не раздражение; она скорбела за тетку, но не упрекала ее.